Аллу Авраамовну Гольдштейн в синагоге Бродского знают и любят все без исключения. Приветливая, энергичная, всегда улыбающаяся женщина, она рада общению с каждым, поэтому не случайно, что у Аллы много друзей. Глупо тратить жизнь на выяснение отношений - все равно ничего не выяснишь, как ни старайся. Лучше полить цветок, почитать книгу, посмотреть в окно, выпить в тишине кофе, а еще лучше - сесть за фортепиано и сыграть любимого Шопена. Алла Гольдштейн, в прошлом преподаватель игры на фортепиано, сегодня на пенсии, но не сидит сложа руки. Пожилая женщина часто играет и дома , и в «Хеседе». Судьба киевской еврейской девочки, родившейся за три недели до Великой Отечественной войны, как и у большинства евреев, была непростой, но счастливой, как утверждает она сама.
- Кто были ваши родители, Алла?
- Мои прадед и прабабушка, насколько мне известно, были мукомолы, имели свою мельницу. Мой папа Авраам Гольдштейн родился в 1905 году и судьба его сложилась довольно необычно. Он учился в хедере, разговаривал на идиш, имел выраженные способности к языкам - свободно изъяснялся на немецком, польском, русском, украинском. В Киеве, перед войной, он успел окончить строительный институт, стать инженером и жениться на моей маме. Они были очень красивой парой. Мама перед войной также закончила военно-медицинскую академию в Ленинграде. Она выбрала своей специальностью психиатрию, но как только началась война, ее призвали на фронт, где ей пришлось стать хирургом. Мама, Роза Гершковна проработала оперирующим хирургом в прифронтовых госпиталях до конца 1944 года, а с 1944 года работала в госпитале города Харькова, из которого уже после войны мы вернулись в Киев.
Я знаю, что мы переезжали из госпиталя в госпиталь, где она часами оперировала раненых солдат и даже ночевала в больницах. Со мной все время была моя бабушка Эсфирь, которая занималась моим воспитанием и, по сути, вырастила меня. Я отчетливо начала осознавать себя с двух лет. Именно в это время начала петь, а в мою детскую память врезалось то, как я пела перед ранеными солдатами все военные песни, которые знала наизусть. Особенно любила исполнять «Катюшу». Фактически, от гибели нашу еврейскую семью спасла моя мама, так как она была военнообязанной и находилась в рядах Советской Армии всю войну.
- Как сложилась судьба вашего отца?
- Очень и очень непросто. Мой отец тоже пошел на фронт и мужественно сражался с фашистами, но однажды их отряд попал в плен к немцам. Фашисты уже собрались пленных расстрелять, но мой папа был рыжим и не был очень уж похож на еврея, а товарищи его не выдали. Немцы в самом начале войны еще плохо по лицам определяли советских евреев. Моему отцу и еще нескольким солдатам и офицерам удалось бежать. Он пробирался к своим три недели по лесам и селам и чудом вышел на армейскую часть советских войск. В то время всех, кто попал в плен, ждала страшная судьба: Сталин объявлял советских пленных офицеров врагами народа. Моего отца, его честь, его боевые награды спас и восстановил двоюродной брат Фридрих, который был военным прокурором во время войны. Фридрих доказал полную невиновность моего папы и восстановил его в звании капитана, вернул награды и документы. Это было настоящим чудом. Но самое обидное и жестокое было то, что сам Фридрих, буквально перед окончанием войны погиб от шальной пули, когда ехал в машине. Мой отец всю жизнь очень скорбел о своем брате, которому фактически обязан жизнью.
- Алла, как вы жили после войны, вы помните?
- Да, мы жили в Киеве, на улице Пушкинской с мамой, отцом и бабушкой. Мои родители оба работали, а в 1949 году родилась моя сестра, которая сегодня живет в США, в штате Нью-Джерси. А я занялась музыкой. Папа добыл немецкое трофейное пианино, и музыка буквально поглотила меня. Мне счастливо удавалось совмещать две школы: обычную и музыкальную, а моим любимым композитором на всю жизнь, произведения которого я часто исполняла, стал Фредерик Шопен.
- Вашу семью можно назвать крепкой, дружной? Понимали и осознавали ли вы ваше еврейское происхождение?
-Мы жили очень дружно. Причем наша семья соблюдала еврейские традиции, насколько это было возможно в советское время. В мои обязанности входило ходить перед Песахом за мацой на Подол, где приходилось стоять в очередях, но это поручение я всегда выполняла с радостью. На Рош-а-Шана мама обязательно пекла специальный торт-медовик и на столе были яблоки с медом. Но в конце пятидесятых годов на нас снова обрушилась беда: моего отца посадили в тюрьму, якобы за «приписки». Папа был строительным прорабом и за это ему дали приличный срок - восемь лет лагерей. Но он отсидел всего три года и вскоре, после смерти Сталина, его выпустили, полностью реабилитировав. Это было очень очень драматическое время для нашей семьи, ведь мама также понимала, что не менее опасным для нее могло стать «дело врачей». Но она так много работала, очевидно, именно поэтому не пострадала. Маме пришлось «тянуть» семью самой, но когда папа вернулся из тюрьмы, нашему счастью не было конца.
- Алла Авраамовна, как складывалась ваша музыкальная карьера?
- Прекрасно. Я знала, что, несмотря на свои музыкальные данные, не смогу в Киеве поступить в музыкальное училище. Поэтому я уехала в Донецк, где получила отличные оценки на экзаменах. Окончив училище, вернулась домой, и мне предложили работу в Борисполе, в военном городке, куда я ездила почти каждый день. В Борисполе меня было много учеников: в те годы дети военных хотели учиться музыке. Это время было очень счастливым. К слову сказать, я не менее счастливо вышла замуж за своего мужа Марка Овсеевич и родила свою единственную и любимую дочь Анну. Мы живем все вместе и помогаем ей воспитывать ее дочек: Катю и Лену, моих любимых внучек. В начале девяностых годов моя родная сестра уехала в Америку, а вскоре за ней уехали мои мама и папа, где они прожили очень долгую и счастливую жизнь. Папа умер в 1996 году в возрасте 91 года, а мама пережила его на три года.
- Алла Авраамовна, чем вы занимаетесь сейчас, когда вышли на пенсию?
- Мой жизненный принцип - это движение, движение ума, тела и души. Никогда нельзя останавливаться. Огромное большинство женщин в нашей стране совмещали ведение домашнего хозяйства и работу. 
Женщина – всегда хранительница очага, и я жила так же, как большинство советских женщин, а это предполагает активность во всех отношениях. Я просто не могу сидеть дома сложа руки, и даже если буду целый день заниматься исключительно домашним хозяйством, то мне будет очень скучно. И в этом смысле всем нам очень помогает «Хесед» и синагога Бродского. В «Хеседе», на Питерской, я играю своего любимого Шопена для наших пенсионеров. Я обожаю для них исполнять вальсы и мазурки великого композитора, особенно люблю исполнять его нежный, удивительный «Весенний вальс»- очень романтичное, просто божественное произведение, которое буквально вовлекает в поток сильных и ярких эмоций. Еще очень люблю исполнять произведения Мендельсона, очень известную, лирическую «Песню без слов». Когда я играю, то вижу краем глаза, как хорошо становится нашим старикам, как им хочется жить, а некоторые плачут от избытка чувств. И это для меня очень важно. На мой взгляд, музыка - божественна, как и поэзия. А недавно в журнале «Музыкальная критика» я наткнулась на стихи, посвященные музыке и композиторам разных известных поэтов. Теперь я их также читаю своим друзьям в «Хеседе» перед тем, как сажусь за фортепиано. К слову сказать, мой муж Марк тоже не сидит без дела, а ведет здесь же шахматную секцию.
- Алла, чем занимается ваша дочка, Анна?
- У нее интересная специальность - она пекарь. Я же помогаю ей с ее дочками, моими любимыми внучками.
- Алла Авраамовна, о чем вы мечтаете?
- Очень хочется полететь в США, к сестре Жене. Но, к сожалению, наше тяжелое материальное положение не позволяет этого сделать. Правда, сестра бывает в гостях в Киеве. Очень хочется придумать интересную концертную программу, чтобы та была новой, эксклюзивной. Мне вообще очень нравится радовать людей и особенно - помогать им. Недавно, наш врач, Ефим Яковлевич Капер, предложил мне, чтобы я стала волонтером в медицинском кабинете. Я научилась мерить давление и помогаю ему этой бесхитростной работой. Наши прихожане очень довольны, так как тогда очередь к врачу идет быстрее. Заодно мы общаемся, делимся своими радостями и бедами. Я считаю, что в том, что здесь, в синагоге Бродского, сформировался большой еврейский коллектив – большая заслуга рава Моше Асмана и его жены ребецен Ханы, так как они прекрасно понимают, что нужно и молодым, и пожилым, да всем нам! Ведь общение не должно быть роскошью, особенно в возрасте. Общение - это жизнь.
Беседовала Галина Лебединская.
