В синагоге Бродского Наталью Фридриховну Квашину знают все. С ней можно решить любой вопрос, любую самую сложную проблему. С ней советуются, ей доверяют. Неизменный помощник главного раввина, инициатор и вдохновитель множества проектов, Рахель, как ее здесь часто называют, по натуре - настоящая оптимистка. А ведь ее жизнь складывалась не так уж и легко. Сегодня мы предлагаем нашим читательницам ее наиболее яркие воспоминания о прожитой жизни.
- Наталья Фридриховна, где вы родились?
- Я родилась в настоящей еврейской семье, причем обе семьи, как со стороны отца, так и мамы, жили в городе Николаеве. Родители папы были обычной для того времени еврейской семьей: бабушка - хранительница очага, а дедушка работал часовых дел матером. Мне известно, что мой дедушка по материнской линии был расстрелян как красный комиссар. В городе Николаеве, на территории завода «Красный коммунар» стоит памятник моему деду. Моя бабушка воспитывала двух дочерей: мою маму и ее сестру, у которых были разными отчества. Одну сестру звали по отчеству Наумновна, а другую - Зелмановна. Оказывается, что отчество было таким, потому у моего деда было двойное имя – Наум-Зелман. Мою бабушку звали Елизавета Исааковна Хазанова, и ей досталась очень тяжкая доля: поднимать своих детей в одиночку. Работа у нее была очень тяжелой физически - она работала пекарем на хлебозаводе.
- Ваша бабушка была верующим человеком? Вы что-нибудь знали о том, что такое иудаизм?
- Бабушка рассказывала мне необыкновенную историю о своей дружбе с одним мальчиком, который, по моим предположениям, был одним из Любавических Ребе. И жизнь подтвердила то, что бабушка соблюдала наши законы и была верующим человеком. Она знала все наши праздники, в питании строго придерживалась кашрута.
Мы жили в коммунальной квартире и на маленькой кухоньке, где хозяйничали еще три семьи, она каким-то образом исхитрялась иметь отдельную посуду: молочную и мясную, не смешивала ее никогда, не говоря уже о блюдах. Они были приготовлены по всем правилам кашрута.
Когда мы переехали жить в Киев, то я очень хорошо помню, как бабушка ходила в синагогу на Щекавицкой за мацой, которую приносила в наволочке. Еще помню, как на Евбазе, если покупала курочку, то договаривалась с резником, чтобы ту зарезали к обеду. Для нее было очень важно, чтобы курица была зарезана шойхетом по всем правилам.
В 1941-м году мой отец ушел на фронт, а бабушку с мамой эвакуировали на танкерах из Николаева сначала в Астрахань, откуда их пересадили на поезд. Моего старшего брата Аркадия моя мама рожала в поезде. Из Астрахани их эвакуировали в Комсомольск-на-Амуре, и за время этого тяжелейшего пути мой тогда еще маленький брат, который только родился, чуть не погиб от сыпного тифа. Выжил он чудом и впоследствии стал кораблестроителем, как и его отец. Сегодня он все еще работает на заводе «Ленинская кузница».
Мой папа, имея образование судостроителя, занимался строительством подводных лодок. Но работа была так тяжела, что он заболел туберкулезом и нашу семью направили на постоянное место жительство в Киев, так как врачи посчитали, что киевский мягкий климат гораздо лучше, чем климат в Комсомольске-на-Амуре. В Киеве нам дали маленькую комнату, а в 1946-м году, на Подоле, родилась я. Вообще, 1946-й год – удивительный. В тот год была эйфория и подъем после Победы. В этот год родилось много детей, страна начала возрождаться, хотя время было очень тяжелое, голодное. Булочка белого хлеба считалась счастьем. Когда я стала чуть старше, моим родителям дали две комнаты в заводском доме на бульваре Шевченко. Это тоже была коммуналка, где, по сути, прошли мое детство, юность и молодость. Мы ведь не так давно переехали на Троещину. Я до сих пор помню бабушкину домовитость, ее удивительно вкусную стряпню. Она была очень добрым и душевным человеком и пешком шла в каждый Шабат на Подол, в единственную в то время синагогу.
- Наталья Фридриховна, какие самые яркие детские впечатления сохранились у вас?
- Пожалуй, сквозной нитью в моем формировании проходит бабушкино воспитание. Поскольку мои родители были судостроителями и оба много работали, им приходилось ездить в командировки. Поэтому мы с моим братом Аркадием частенько оставались дома с любимой бабушкой Лизой. Она была центром нашей семьи, семьи очень счастливой и дружной. Я играла на фортепиано, занималась спортивной гимнастикой, отлично училась. У меня все было хорошо. Школа, в которой я училась, была с химическим уклоном, и учеба мне очень нравилась. К сожалению, медаль мне не дали. Нас было три подруги, три еврейские девочки, и мы учились так, что могли и должны были получить медали. Но моим двоим подружкам «срезали» балл на математике, и мне тоже поставили четверку.
- Вы как-то связывали в те годы это со своей национальностью?
- Ну, это же была государственная политика, хотя на самом деле меня никто и никогда не смел обидеть именно потому, что я - еврейка. Хотя в те годы, я отлично помню, как в школе нас поднимала учительница, каждого ученика, и спрашивала не только его имя и фамилию, но еще и нужно было назвать свою национальность. Да, так было в советское время. Могли, конечно, обозвать «жидовкой» во дворе, но я никогда не прощала обидчикам. Могла догнать и врезать, как следует.
- Как дальше двигалась ваша учеба?
- Самое «интересное» началось, когда я поступала в КПИ. На первом вступительном экзамене преподаватель поставил мне тройку, даже не спрашивая билет. Я к нему обратилась: «Почему вы меня не спрашиваете еще?» А он мне ответил: «Иди. Все. Больше ничего не нужно». Уже потом я выяснила, что напротив моей фамилии стояла точка, и меня нужно было «завалить» уже на первом экзамене. Но просто так это в те годы сделать тоже было невозможно, и он вынужден был поставить мне незаслуженную тройку. Я была в шоке от первой суровой несправедливости.
Но самое ужасное было впереди. Я всегда отлично знала русский язык и литературу. У нас была учительница русского языка и литературы Эмма Михайловна Платонова, преподаватель от Бога. Она научила нас свободно излагать мысли, легко писать своими словами, и я очень любила этот предмет. Мы писали сочинение по Александру Пушкину, и я написала свою работу легко. А когда пришла посмотреть свои оценки, то оказалось, что среди трехсот абитуриентов моя двойка была единственной. Я тогда просто не поверила своим глазам. Я подождала свою подругу и показала ей списки с оценками. Нет, мы оба ничего не перепутали. Напротив моей фамилии стояла двойка.
У меня на нервной почве началась страшная аллергия, и я лежала дома под простынями, в отваре крахмала, а все мои одноклассники приходили ко мне, чтобы поддержать меня морально. Но моя мама, а она была стойким человеком, подала апелляцию, рассмотрение которой длилось десять дней. И спустя десять дней нам сообщили, что работа пересмотрена и мне поставили четверку. Но, к сожалению, на дневное отделение я не смогла попасть, и пришлось учиться на вечернем, а, следовательно, очень рано начать работать.
В нашей семье была еще одна родственница, двоюродная сестра моего отца. Она уехала в Америку, работала в «Джойнте», может быть, даже и возглавляла там отделение этой еврейской организации, так как часто приезжала в Украину с благотворительной миссией. Она всегда искала маму, а мама не могла к ней подойти, так как времена были суровые, и она очень боялась за отца - ведь папа был коммунистом и его запросто могли посадить. Время такое было.
- Наталья Фридриховна, скажите, что вы не любите в жизни?
- Ужасно не люблю слово «надо». Кому надо, зачем, почему? Все слова, понукающие и принуждающие человека, произнесенные в императиве, вызывают агрессию и раздражение. К сожалению, в советские времена приходилось жить именно по этому принципу, и никак иначе. Я себе всегда говорила: «Надо, Наташа, надо».
Буквально спустя два года после учебы на вечернем факультете меня перевели на приборостроительный факультет, в то время очень престижный. Я очень нравилась декану факультета, потому что учеба мне давалась легко, и к тому же я была активной студенткой и отвечала за академическую работу, помогала тем, кому учеба давалась хуже. Кроме учебы, в институте была очень интересная жизнь: мы ездили работать в стройотрядах не только по Украине, но бывали даже и за границей. Очень ярким впечатлением было посещение Чехословакии как раз после известных событий 1968-го года. Мы так хорошо работали с чешскими студентами… А еще я ездила на Сахалин, где также получила незабываемые впечатления на всю жизнь.
- Кем и где вам пришлось работать после института?
- Я всю жизнь проработала на одном месте: инженером-конструктором в институте «Гидроприбор». Меня хотели отправить из Киева, работать на космодроме Байконур, но поскольку я была отличницей, то я имела право выбирать, куда распределяться. Ведь таких предприятий, где нужна моя специальность - много, сказала я своему декану. А он мне в ответ: «Наташа, ну ты же знаешь, что тебя с твоей национальностью брать никуда не хотят!» Каким-то чудом мне нашлось место работы в институте на Соломенке.
Развал СССР все кардинально поменял, мою жизнь - тоже. Наш институт начал разваливаться, а время было нестабильное, неспокойное. Однако именно в середине девяностых начала активизироваться еврейская жизнь. Хотя это были очень тяжелые годы, первые программы мы посвящали детям, которых мы отправляли в Израиль. Мой сын тоже начал интересоваться своим происхождением. По программе «Дети Чернобыля» он съездил в Израиль, где его воспитателем был рав Моше Асман. Некоторое время спустя рав Моше Асман с женой Ханой появились в Киеве в качестве посланников Любавического Ребе и предложили мне работу. Меня в то лето на работе отправили за свой счет на три месяца, и я с радостью согласились. И вот уже 18 лет мы вместе работаем на благо еврейской общины Киева.
- Что для Вас самое яркое, самое запоминающееся из всех этих лет работы в синагоге Бродского?
- Ярким было все, почти каждый день был чем-то насыщен до отказа, до предела. Когда у Шолом Алейхема спросили: «Почему вы постоянно пишете о евреях? Разве нет других национальностей?» - он только разводил руками и говорил: «Сам удивляюсь!» Если бы меня об этом спросили, то я ответила бы так же. Да, мне предлагали более оплачиваемую и престижную работу, но для меня не в деньгах счастье. С кем же мне работать, как не со своими? Я не могу сказать, что кроме евреев, я не захотела ни к кем общаться. Это была бы неправда, ведь хорошие люди есть везде. Но, возможно, наше еврейское возрождение можно также назвать национальным подъемом, и я считала и считаю, что сделала все правильно. Первые программы были образовательными, языковыми, но свою программу еврейского образования для слепых, которую мы остроумно назвали «Луч света», я помню особенно ярко, настолько она мне дорога. Ведь приходилось отыскивать не просто слепых и слабовидящих людей по УТОСам, но и выяснять их национальность. Но благодарность и отдача были фантастическими. 
- Вам приходится много общаться с людьми, в том числе и очень пожилыми. Как хватает терпения всех выслушать, не обидеть человека и не обидеться самой иной раз?
- Если честно, то у нас есть очень хорошее качество - каждый изначально хочет видеть в тебе друга. Эта еврейская черта абсолютно уникальна, и это окрыляет. Евреи, в общем-то, очень доверчивы и открыты друг другу. Я дружу со многими членами общины.
- Вы прямой человек?
- Да, более чем. Я предпочитаю сказать человеку правду, даже если она кому-то не нравится. Если честно, то с молодыми работать труднее, так как они более неуступчивы, непримиримы. Но я сейчас предпочитаю работать с молодежью, так как ее потенциал не должен пропасть. В противном случае мы теряем евреев, отдаем их на съедение ассимиляции. Для меня каждый еврейский ребенок - самородок, вымытый их песка, который нельзя потерять. Обожаю бывать на все праздники в синагоге.
- Вы переживаете, если ребенок уходит от еврейской традиции?
- Ужасно переживаю. Мне это очень больно. Все делаю для того, чтобы «пристроить» всех наших детей.
- А какой из наших праздников вы любите больше всего?
- Очень люблю Пурим. Это праздник, который переворачивает все. Он очень любим детьми. Пурим меня заряжает энергией. 
- Вы считаете себя успешной женщиной?
- Для меня самое главное - семья, мои дети, внуки. Я всегда воспитывала своих детей так, чтобы мы помогали друг другу. Это главный критерий для меня, мерило всего. Семья - это то, ради чего нужно жить. А еще я умею дружить. Для меня дружба – не пустой звук.
- Какой-нибудь своей мечтой можете поделиться?
- Могу. Я мечтаю прыгнуть с парашютом. Очень люблю море, и у меня есть «мое» место в Крыму - Симеиз.
- Неужели прыгнете с парашютом? 
- Да, я всегда хочу полета во всем. Мне никто ничего не запрещает, а рав Моше поддерживает все мои проекты, все идеи. Я всегда стремлюсь создавать программы, которые бы объединяли еврейские общины.
Беседовала Галит ЛЕБЕДИНСКАЯ
